История первых фотографий Тибета и Лхасы

«Будда наставлял, что со временем для того, чтобы пробудить в людях интерес к его учениям, нужно будет рассказать им о местах, связанных с основными событиями в его жизни.»
Е.С. Далай-Лама XIV

Главная Архивные материалы Фотогалерея Статьи Видео Книги Гостевая книга Ссылки О сайте

Приглашаем в наш тур по Северной Индии

Приглашаем в наш тур по Непалу

Приглашаем в наш тур по Шри-Ланке

История первых фотографий Тибета и Лхасы

Дворец Далай-ламы с юга.

гадан Кансар, дворец древних царей Тибета

Гомбожаб Цыбиков

Овша Норзунов

Лхаса (вид с севера)

Гора Мар-бо-ри с дворцом Далай-ламы

1. Предистория: Использование прикладной фотографии русскими путешественниками.

Впервые фотография стала использоваться русскими экспедициями по Центральной Азии (Монголия, Китай, Тибет) в 80-е гг. XIX века. Инициатива в этом принадлежала, однако, не главному организатору таких экспедиций – Императорскому Русскому географическому обществу (далее РГО), возникшему в 1845 г., т. е. тогда, когда искусство светописи еще находилось в младенческом состоянии, а военному министерству (Главному Штабу), стремившемуся использовать фотографию в маршрутно-рекогносцировочных целях. Так, известно, что в 1876 г. начальник Военно-топографического отдела (ВТО) Глав-ного Штаба О. фон Штубендорф, зная о том, что Н.М. Пржевальский снаряжает вторую экспедицию в Центральную Азию, предложил ему взять с собой фотографический аппарат вместе с необходимыми для фотосъемки материалами. Пржевальский, однако, не смог этого сделать – оказалось, что «фотографические приборы» с принадлежностями, химикалиями и большим запасом пластин, весят целых 17 пудов! (Известия ИРГО. Т. 12. 1876, вып. 2. С. 59).

Два года спустя, когда Пржевальский находился в Зайсане (Зайсанский Пост на границе с Китайским Туркестаном), намереваясь двинуться оттуда в Тибет и достичь запретной для европейцев Лхасы, Штубендорф повторил своё предложение. Из его письма Пржевальскому мы узнаем любопытные подробности – картографическое отделение ВТО, с согласия начальника Главного Штаба графа Ф.Л. Гейдена, приобрело в Лондоне у русского фотографа-изобретателя Л.В. Варнерке – специально для Пржевальского – фотографический аппарат вместе с фотоматериалами. Речь идет о сконструированной в 1877 г. Варнерке фотокамере с роликовой кассетой для фотографирования на съемный коллодионный слой на желатинированной бумаге. Л.В. Варнерке (известный на Западе как Leo Warnerke) усовершенствовал способ изготовления эмульсии, которой обычно покрывались негативные стеклянные пластинки, создав бумагу (пленку), покрытую особой светочувствительной тканью (так наз. «эмульсия Варнерке»). (Об изобретении Л.В. Варнерке см. журнал «Свет». 1878, вып. 1: Приложение к журналу Светопись, «№№ 5 и 7).

В 1878 г. Л.В. Варнерке, стремясь к распространению эмульсионного способа в России, выступил с рассказом о своём изобретении на первом заседании С. Петербургского отдела светописи при Русском техническом обществе (далее РТО), на котором присутствовали лучшие петербургские фотографы того времени, в их числе «главный фотограф» Генштаба – полковник С.Д. Лаптев. В своём выступлении Варнерке отметил преимущества нового способа изобретенная им ткань (или «чувствительная пленка») давала возможность путешественнику, не знакомому с фотографией, «снимать какие угодно виды» посещаемых ими местностей. Вместо употребляемых в то время стеклянных пластинок, составляющих «весьма громоздкий и хрупкий предмет», он мог иметь материал для сотни негативов, заключавшийся в небольшой кассете. Правда, новый способ имел и недостатки. Во-первых, негативы с течением времени «усиливались сами собой»; во-вторых, эмульсионный слой обладал повышенной чувствительностью к пыли – пыль могла приставать не только к сырому, но и сухому слою, в особенности, если он немного отсыреет. Главная же заслуга Варнерке, как отмечалось в ходе обсуждения, состояла не собственно в его эмульсии, в то время на Западе уже были разработаны различные эмульсионные покрытия, аналогичные предложенному Варнерке, но в изобретении им чувствительных пленок, совершенно заменяющих негативные стеклянные пластинки: сильно чувствительные к яркому солнечному свету, они могли служить для «снимания видов» в южных странах, особенно при военных походах. Эти особо светочувствительные пленки (или пластинки) получили название «чувствительной негативной ткани» (sensitive negative tissue).

Итак, Штубендорф отправил Н.М. Пржевальскому в Зайсанский Пост в 1878 г. фотоаппарат Варнерке с эмульсионными негативными пленками (изготовленными в Англии) вместе с русским переводом инструкций по их применению. «Само собой разумеется, – писал Штубендорф в сопроводительном письме, – что Вы будете ограничиваться изготовлением одних негативов. Печатание позитивов последует по возвращении Вашем в Россию» (Архив РГО. Ф. 13, оп. 2, д. 284, л. 11. Письмо О. фон Штубендорфа от 1 февраля 1878). Пржевальский, однако, вынужден был прервать путешествие по причине тяжелой болезни, поразившей его и его спутников во время передвижения по Китайскому Туркестану, острого дерматита («пустынной болезни»), вызванной, очевидно, соляной пылью, постоянно висевшей в воздухе. Его экспедиция вынуждена была вернуться в декабре 1877 г. в Зайсанский Пост, где Пржевальского поместили в госпиталь. Здесь он и получил фотоаппарат Варнерке вместе с инструкциями и письмом О. Штубендорфа. Поправившись, путешественник наконец-таки выступил в путь в направлении Тибетского плато в марте 1878 г., но, получив неделю спустя известие о смерти матери, решил прервать экспедицию и вернулся в С. Петербург.

В 1883 г. фотограф-изобретатель В.И. Срезневский сконструировал специальную камеру («походный аппарат») для Н.М. Пржевальского в предвидении его новой большой экспедиции в Тибет. Эту камеру изобретатель затем представил членам фотографической секции РТО, особо указав на условия, которым она должна удовлетворять: «Днем сильнейшие жары, вечером и ночью холод, проникающая всюду пыль, тряска дорогою, необходимость не задерживаться в пути для съемки». Не большой по объему аппарат Срезневского вместе с 30 стеклами размером 3 на 2 дюйма помещался в двойной футляр для ношения через плечо. Весил он около 9 фунтов. Наружная сумка была изготовлена из непромокаемой грубой ткани, внутренняя – из кожи. Цель двойного футляра – защитить от пыли. Сама камера была сделана из красного дерева, высушенного в течение трех лет в мастерской, обвязана по всем углам медными наугольниками, внутри обклеена плотной черной материей. Все эбонитовые части затвора были заменены медными, поскольку, нагреваясь, эбонит изменяет свою форму. Нижний ящик «с запасом 30 стекол» имел в себе нарезанные из цельной меди пазы, из которых стекло падало в соответствующий медный паз в камере. Для съемки использовались два стереоскопических апланата Буша равного фокуса, укрепленные внутри камеры и передвигавшиеся с помощью бокового приспособления (крамольеры). (Поясним: апланат – это объектив, в котором устранен ряд оптических аберраций; вытеснен к концу века более совершенным объективом – анастигматом). Наведение на фокус требовалось только для близких предметов (находящихся ближе 8 аршинов, т. е. 5-6 м.). Выбор объективов Буша Срезневский объяснил тем, что при сравнении различных апланатических объективов (Штейнгеля, Росса и Буша), он лично убедился в преимуществе последнего: при равных отношениях отверстия к фокусу апла-наты Буша давали большую глубину изображения и равное по силе освещение. Еще одно преимущество аппарата Срезневского – это то, что он мог использоваться без штатива, позволяя делать съемку с руки.

Броможелатинные пластинки для камеры (до 1000 штук) изготавливались из тонкого зеркального стекла (толщиною в 1 мл) с целью облегчить багаж и в виду предстоящего по возвращении экспедиции увеличения негативов. Для этой цели к аппарату была прикреплена лупа для получения негативов наибольшей резкости. (См. Фотограф. 1883, № 6. С. 140-141).

Портативная камера В.И. Срезневского была с успехом использована Н.М. Пржевальским в его четвертом путешествии по Центральной Азии (1883 – 1885). Мокроколло-дионный способ фотографирования был заменен сухим, что значительно упростило процесс получения снимков. Собственно роль фотографа в экспедиции выполнял В.И. Роборовский, который в двух предыдущих путешествиях Пржевальского попросту зарисовывал дорожные виды по ходу маршрута, как делали другие путешественники. (Этими рисунками Роборовского были проиллюстрированы книги-отчёты Пржевальского о его второй и третьей центральноазиатских экспедициях). Аналогичным образом Роборовский фотографировал типичные виды местностей, даже если они не были внешне эффектными – снимал города, селения и не очень выигрышную для фотографии растительность полупустынь. (С.А. Морозов. Русские путешественники-фотографы. М., 1957. С. 129).

После смерти Пржевальского В.И. Роборовский участвовал еще в двух экспедициях РГО в 1889 – 1890 и 1893 – 1895 гг., где он опять-таки активно занимался фотографией, которая к концу XIX века уже прочно вошла в обиход путешественников, как русских, так и западных. Таким образом, были получены снимки обширнейшей территории, через которую проходили маршруты русских экспедиций, – в основном Западного Китая и северо-восточных и восточных окраин Тибета. Собственно Центральный Тибет (провинции У – Цзян), владения Далай-ламы, оставался недостижимым для путешественников. С конца XVIII века власти Тибета ревниво оберегали границы своей буддийской страны-отшельницы от иноземцев («пилинов»), полагая, что они могут причинить вред как буддийскому учению, так и основанному на нём самобытному тибетскому государству – «Стране Дзу» или Будды, как называли её бурятские и калмыцкие паломники. Последние также не могли свободно посещать Центральный Тибет и его священную столицу Лхасу и тайно пробирались туда под видом паломников с монгольскими караванами, выдавая себя за жителей Халхи (Северной Монголии), которая в то время была частью Китайской империи.

Ситуация радикально изменилась в конце XIX – начале ХХ века, когда Тибет стал объектом Большой игры – ожесточенного соперничества двух самых могущественных в мире держав – Британской и Российской империй. В 1860-е – 1880-е гг. англо-индийские власти стали засылать в страну с территории Индии специально обученных разведчиков («пандитов») – индусов и представителей гималайских племен, снабжая их различными измерительными приборами. Однако никто из «пандитов» не брал с собой фотоаппаратов, ввиду большого риска нелегального проникновения в Тибет.

2. Г. Цыбиков и О. Норзунов – первые фотографы Лхасы

Весной 1898 г. С.-Петербург посетил посланец XIII Далай-ламы, бурят по происхождению и российский подданный Агван Доржиев. Целью его приезда было политическое зондирование – выяснить, могла бы Россия выступить в роли державы-покровителя Тибета, чтобы не допустить захвата последнего Великобританией с территории Британской Индии, который в то время казался неизбежным.

Приезд Доржиева в Петербург дал толчок русским экспедициям, нацеленным непосредственно на достижение Центрального Тибета и Лхасы. В 1898 г. к снаряжению такой экспедиции приступил один из спутников и учеников Пржевальского П.К. Козлов. Географическим обществом с помощью Доржиева были заготовлены подарки для Далай-ламы и членов его правительства, поскольку существовала уверенность, что Козлов со своим отрядом непременно пройдет в Лхасу. Кроме научных инструментов РГО снабдило путешественника несколькими фотоаппаратами: «Для фотографирования имелось три камеры, сообщал Козлов в отчете, одна стативная на 13 x 18 см и две ручных с магазинами для 12 и для 18 стёкол в 6,5 x 9 см с 20 дюжинами пластинок к ним. Было взято и некоторое количество материалов для проявления и закрепления негативов на месте. Фотографическое снаряжение завершалось маленькой светонепроницаемой палаточкой из черной материи с складным красным фонарем, при свете которого заряжались и разряжались кассеты и магазины и упаковывались экспонированные пластинки» (П.К. Козлов. Монголия и Кам. Т. 1. Ч. 1. СПб., 1905. С. 4-5.).

Козлову, однако, не удалось пройти в Лхасу – его экспедиция была остановлена тибетцами возле границы далай-ламских владений в Восточном Тибете в октябре 1900 г. Несмотря на неудачу, Козлов смог сделать несколько десятков снимков по пути движения своего отряда, которые доставил в Петербург. Это были в основном виды Верхней Монголии, Цайдама и Кхама (Восточного Тибета). Тем временем в ноябре 1899 г. в Лхасу из Урги (совр. Улан-Батор). отправился начинающий исследователь-востоковед, только что окончивший С. Петербургский университет Гомбожаб Цыбиков (1873 – 1930). Будучи бурятом по происхождению, Цыбиков решил совершить своё путешествие в одежде ламы-паломника, примкнув к большому монгольскому каравану, что давало надежду на осуществление его смелого замысла. Руководство РГО воспользовалось этой уникальной возможностью, снабдив путешественника ручным фотоаппаратом «Self-Worker» парижской фирмы Пипон (Pipon) с объективами-анастигматами Герца (серия III, № 00) и значительным количеством английских пластинок «Эмпресс» (Empress) фабрики «Ильфорд» (Ilford) размером 6 x 9 см Цыбиков достиг Лхасы в начале августа 1900 г. и уже осенью того же года начал снимать виды «запретной» столицы Тибета.

К этому времени в Лхасе уже удалось побывать под видом буддиста-паломника еще одному российскому путешественнику – калмыку Овше Норзунову (1874 – ?). Выполняя поручение А. Доржиева – доставить Далай-ламе письмо о ходе его переговоров в Петербурге и подарки – Норзунов совершил поездку в Тибет, опять-таки через Ургу, в 1898 – 99 гг. По его возвращении в Петербург в сентябре 1899 г. Доржиев решил вновь использовать калмыка в качестве связного с Лхасой. В то же время Норзуновым определенно заинтересовалось и Географическое Общество, которому он передал записки о своём путешествии. В начале 1900 г. Норзунов получил от Общества такую же камеру, что и Цыбиков, и набор пластинок, только не английских, а французских – знаменитой фирмы братьев Люмьер. Но на этот раз путь Норзунова в Тибет лежал не через Монголию, а через Европу (Францию), где ранее побывавший Доржиев заказал парижским мастерам-литейщикам изготовить несколько сот металлических чашек для лхасских монастырей. Норзунов должен был доставить эти чашки в Лхасу и встретиться там с Доржиевым, который также собирался в Тибет.

Несколько отвлекаясь от нашей истории, хотелось бы рассказать любопытный эпизод, связанный с Доржиевым. Во время поездки в Париж летом 1898 г. посланец Далай-ламы, испытывавший слабость к западным техническим новшествам, приобрел фонограф с несколькими восковыми цилиндрами, а также фотокамеру, имея намерение самому заняться фотографией в Тибете – идея, возможно подсказанная ему кем-то из его друзей в РГО. Однако Доржиева поджидало разочарование. По рассказу французского этнографа Джозефа Деникера (встречавшегося с Доржиевым в Париже и, вероятно, помогавшему ему в покупке камеры), тибетские монахи, увидев сделанную Доржиевым фотографию, на которой он был изображен... сидящим рядом с женщиной, были крайне шокированы этим фактом. Их также возмущало то, что он «делал снимки Тибета для демонстрации на Западе», – очевидно, купленной в Париже камерой. В результате Доржиеву пришлось... «разбить камеру перед всем двором Далай-ламы». Эта история, однако, не кажется столь уж неправдоподобной, принимая во внимание крайнюю консервативность и ксенофобию большинства тибетского духовенства в то время.

Норзунов прибыл из Марселя в Калькутту на французском пароходе «Дюплекс» 6 марта 1900 г. (в то время как Цыбиков уже находился в Лхасе). Почти сразу же он попал под подозрение калькуттской полиции как русский шпион. После многомесячного разбирательства, учиненного англо-индийскими властями, в течение всего этого времени Норзунов проживал в монастыре Гхум под Даржилингом и был обязан регулярно появляться в местном полицейском участке. Калмык был выслан из Индии в Россию осенью того же года. Все, что ему удалось за время путешествия, это сфотографировать живописные окрестности Даржилинга.

В самом конце 1900 г. Норзунов в третий раз отправился в Тибет – на этот раз вместе с Доржиевым и шестью другими спутниками. Путешествие до Лхасы они совершили более безопасным маршрутом по караванной «Северной дороге», через Монголию и Западный Китай. В Лхасу Норзунов прибыл 28 февраля 1901 г. и находился там около месяца. Именно в этот короткий период он и сделал свои знаменитые снимки Лхасы. Обратно в Россию он добирался вместе с Доржиевым в составе его «чрезвычайного тибетского посольства» к русскому двору для подписания русско-тибетского договора.

Своё пребывание в Лхасе и обратный путь, проходивший через Непал, Индию и Цейлон, Норзунов подробно описал в очерке, опубликованном позднее Дж. Деникером. В нем путешественник отмечал, что фотографирование в Лхасе было сопряжено с большими трудностями и риском: ему постоянно приходилось прятаться и скрывать от окружающих свою камеру, поскольку в Тибете «было запрещено, даже буддистам, улавливать образы людей в маленький черный ящик, чтобы затем увезти их на Запад». Особые меры предосторожности Норзунову пришлось проявить при переходе непало-индийской границы: «я поместил фотографические пластинки в маленький ящик, который я обшил снаружи материей и закрепил с помощью веревки на поясе под одеждой. Остальные фотографии я спрятал в сосуде с поджаренной тибетской мукой. Что касается моего русского паспорта, то я положил его под стельку в один из башмаков». Таким способом Норзунову удалось обмануть чрезвычайную бдительность английских таможенных чиновников.

Со своей стороны, Цыбиков в путевом дневнике рассказывает, что ему также приходилось скрывать фотоаппарат, «чтобы не возбуждать разных толков». Он прятал его не только от тибетцев, но и от своих земляков бурят и от монголов, проживавших в Лхасе, и даже от самого Норзунова, с которым встречался несколько раз. Действительно, риск, которому добровольно подвергли себя Цыбиков и Норзунов, был велик, ибо оба они могли легко поплатиться жизнью за свои «колдовские» занятия - «улавливание людей в черный ящик». «О проклятие, скрываться! – в минуту отчаяния записал в дневнике Цыбиков. Сегодня я просидел около одного часа за городом, для того, чтобы снять монастырь Чжан-цзая (Гьянцзе. – А.А.). К канаве, где я сидел, то и дело приходили за водой, а некоторые здесь мыли шерсть и др. К тому же по дороге туда и сюда проходили люди. Я сел за высокий берег канавы, откуда и сделал один лишь снимок».

О жизни и путешествиях Г. Цыбикова и О. Норзунова см.: Ж.Д. Доржиев, А.М. Кондратов. Гомбожаб Цыбиков. Иркутск, 1990; Г.Ц. Цыбиков. Избранные труды в 2-х томах. Новосибирск, 1991; Joseph Deniker. Trois Voyages a Lhassa (1898-1901) par Ovche Narzounof, pelerin kalmouk // Le Tour du Monde. Vol. X, Nouvelle Serie, # # 19, 20 (7 – 14 Mai 1904).

3. Публикация фотографий О. Норзунова и Г. Цыбикова в России и на Западе

В отличие от О. Норзунова Г. Цыбиков пробыл в Лхасе и Тибете вообще более года (с августа 1900 по сентябрь 1901) и потому сделал гораздо больше снимков (предположительно, не менее ста). Однако первыми в Петербург поступили именно фотографии (вернее, стеклянные негативы) Норзунова. Произошло это, вероятно, в июне – июле 1901 г., во время посещения Петербурга тибетским посольством А. Доржиева.

В том же году одна из его фотографий с видом дворца Далай-ламы Поталы на горе Марбори была опубликована Дж. Деникером в октябрьском номере парижского жур-нала «География» (J. Deniker. La premiere photographie de Lhassa // La Geographie, vol. IV (4), October 1901, p. 242). (Мы не знаем, каким образом Норзунов переслал её в Париж и было ли им получено согласие РГО на публикацию.) Два месяца спустя (в декабре 1901) на страницах лондонского «Географического журнала» появился аналогичный снимок Поталы – сделан он был задолго до Норзунова «членом непальской дружественной миссии», направлявшейся к Пекинскому двору, как об этом свидетельствовала подпись под ним (Th. Holdich, Lhasa // The Geographical Journal, vol. XVIII, December 1901, p. 602). Поэтому, говоря о Цыбикове и Норзунове как первых фотографах Лхасы мы должны сделать оговорку, упомянув эту фотографию из английских источников, что, впрочем, ни чуть не умаляет их заслуг. После публикации Деникера о фотографиях Норзунова не было слышно почти два года.

Тем временем, в мае 1902 г. из своего путешествия вернулся Цыбиков, доставивший в Петербург помимо фотографий огромную коллекцию тибетских книг ксиллографов. Прошел еще год прежде, чем Цыбиков обнародовал результаты своего «научного паломничества» в Тибет: 7 (20) мая 1903 г. он (в то время лектор монгольского языка в Восточном институте во Владивостоке) прочитал в помещении РГО лекцию «О Центральном Тибете», которую сопроводил демонстрацией 32 диапозитивов, сделанных с его фотографий. Эта лекция и показ «видов» Тибета и Лхасы произвели настоящую сенсацию в научном мире. Здесь надо отметить, что Тибет к тому времени уже привлекал к себе пристальное внимание не только ученых, но и политиков по причине обострившегося англо-русского соперничества в Азии. Пройдет лишь чуть более месяца и вице-король Индии лорд Керзон распорядится о посылке английской торгово-дипломатической миссии в Тибет под началом Френсиса Янгхазбенда, которая вскоре превратится в полномасштабную военную экспедицию. Таким образом, произошло насильственное «открытие» Тибета Западом. В ходе экспедиции Янгхазбенда её участниками было сделано множество фотографий Лхасы, в результате чего священный город в значительной степени утратил свой ореол таинственности. Многие из снимков были опубликованы в книге Остина Уод-дэлла «Лхаса и её тайны» (L.A. Waddell. Lhasa and its Mysteries. London, 1906).

В том же 1903 г. Известия ИРГО опубликовали цыбиковскую лекцию (см. т. XXXIX), а вместе с ней списки лучших фотографий Норзунова и Цыбикова (45 и 32 единицы соответственно) с их подробными объяснениями. К спискам в качестве иллюстраций были приложены 9 фотографий Норзунова с видами Лхасы, монастырей Галдан и Ташилхумпо (резиденция Панчен-ламы). (Эти списки вместе с фотографиями были затем отпечатаны в виде отдельного оттиска: «Лхаса и главнейшие монастыри Тибета в фото-графиях», СПб., 1903). Тогда же на своём заседании Совет РГО принял решение об издании путевых записок Цыбикова в виде отдельной книги, иллюстрированной фотографиями самого автора. Редактирование этого труда было поручено А.В. Григорьеву (секретарь РГО) и С.Ф. Ольденбургу. Подготовка рукописи к печати, однако, растянулась на долгие годы. Книга Г. Цыбикова под названием «Буддист-паломник у святынь Тибета» увидела свет лишь в 1919 г. Оформлена она была действительно прекрасно – достаточно сказать, что число иллюстраций в ней (фотографии, рисунки, включая изображения буддийских божеств, планы Лхасы и т.д.) составило более 250 единиц.

На Западе отдельные фотографии Норзунова и Цыбикова были опубликованы в различных журналах, преимущественно географических, в 1903 – 1905 гг. В этой связи особо следует упомянуть две статьи Дж. Деникера – в нью-йоркском журнале «Сенчери» (New Light on Lhasa, the Forbidden City // The Century Illustrated monthly magazine, New York, # LXVI, August 1903) и в парижском «Лё Тур дю Монд» (Вокруг Света) (Trois Voyages a Lhassa (1898-1901) par Ovche Narzounof, pelerin kalmouk // Le Tour du Monde magazine (Vol. X, Nouvelle Serie, # # 19, 20: 7 – 14 Mai 1904). В них впервые и достаточно подробно рассказывалось о трёх путешествиях Норзунова в Тибет, при этом вторая публикация фактически являлась переводом на французский язык путевых записок самого калмыка. Обе статьи были обильно проиллюстрированы фотографиями, сделанными путешественником не только в Лхасе, но и во время пути в Тибет (в Монголии и Цайдаме). Эти фотографии, по всей видимости, были предоставлены Деникеру лично Норзуновым. Далее, в 1904 г. Смитсониевский институт в Вашингтоне поместил в своём годовом отчете английский перевод лекции Цыбикова, снабженной девятью уже упоминавшимися выше фотографиями Норзунова (опубликован в виде отдельного оттиска: G.Ts. Tsybikov. Lhasa and Central Tibet. From the Smithsonian Report for 1903, pp. 727-746 (with plates I-VIII). Washington; Government Printing Office, 1904). Наконец еще через год в американском журнале «Нэшнл Джиогрэфик» появились 11 фотографий c «видами Лхасы» (6 Норзунова и 5 Цыбикова), см.: National Geographic Magazine, vol. XVI, 1905, pp. 27-38 (Views of Lhasa).

Источником большинства новых фотографий, опубликованных в этих западных журналах, насколько можно судить, был изданный РГО в конце 1903 г. альбом, включавший в себя 50 фотографий Норзунова и Цыбикова (соответственно 29 и 21). Альбом представлял собой картонную коробку с вложенными в неё фотографиями, каждая из которых (размером 18 x 24 см) была наклеена на картонный лист, имевший порядковый номер. К альбому прилагался список фотографий: «Виды Центрального Тибета», с их названиями и подробными объяснениями (на 4-х стр. большого формата). Издание это предназначалось главным образом в качестве подарка РГО старейшим и наиболее уважаемым географическим обществам Старого и Нового света, и именно из такого альбома, подаренного Национальному географическому обществу США в Вашингтоне, очевидно, и был воспроизведен ряд новых фотографий американскими журналами. Известно также, что летом 1905 г. во время пребывания XIII Далай-ламы в Урге Цыбиков лично поднес первосвященнику альбом РГО, чем доставил ему большое удовольствие.

Стеклянные негативы, с которых были сделаны фотографии, хранятся в настоящее время в архиве Русского географического общества в С. Петербурге. Там же можно увидеть и упомянутый выше альбом.

В заключение необходимо сказать несколько слов о самих фотографиях. Нельзя не обратить внимания на почти полное отсутствие на них людей, что делает их несколько статичными и безжизненными, но мы должны помнить о тех особых условиях, в которых были сделаны эти снимки. Немногие исключения – это процессия на одной из лхасских улиц во время праздника «Цог-чод» (Малого Монлама), группа людей перед главными городскими воротами «Бар-чоден» и тибетские женщины в праздничных нарядах (все эти фотографии были сняты Цыбиковым). На снимках обоих фотографов в основном присутствуют наиболее известные памятники архитектуры – зимний и летний дворцы Далай-ламы (Потала и Норбулингка), дворец тибетских царей Гадан-Кансар, знаменитый черепичный «Бирюзовый мост» Ютог-сампа и т. д., а также виды главных тибетских монастырей в Лхасе и в других местах Центрального Тибета. Эти фотографии представляют сегодня большой исторический интерес, запечатлев Лхасу и Тибет, такими, какими их видели буддийские паломники в начале ХХ века, в период фактически независимого существования тибетского государства. Для нас они особенно ценны по той причине, что многие постройки не сохранились до наших дней, будучи разрушенными или перестроенными во время тибетско-китайской войны (в 1912 г.), в годы «культурной революции» в КНР (1960-е – 1970-е гг.) и в последующий период социалистической реконструкции Тибета.

А.И. АНДРЕЕВ

Заведующий Музеем-квартирой П.К. Козлова
Ст. научный сотрудник С. Петербургского филиала Института истории естествознания и техники Российской академии наук
01/03/2012